Валери всегда знала свое место. Сначала матушка-шлюха, а после Леди Хазар позаботились об этом, доходчиво объясняя маленькой дочери принца Тристана, почему другая его дочь - принцесса, а она - нет. Конечно, в детстве понять это было непросто, однако мать всегда говорила, что куда важнее тот факт, что отец проводит с ними время, любит и заботится, в то время как принцесса Женевьева и ее мать находятся пусть и ближе ко двору, и все-таки в опале, и совершенно не интересуют младшего Лакруа. Тогда Валери казалось, что это не важно. Она ведь просто хотела быть принцессой!
Но со временем все изменилось. Со временем и ее собственная мать впала в немилость принца, только ее, в отличие от неугодной супруги, не просто отослали, но казнили, не оставляя шанса на искупление. Всех детей тогда сослали на содержание к совершенно чужой женщине, и отец больше не вспоминал о них, не брал с собой на прогулки, не читал перед сном, и не целовал в лоб, стоило им только спуститься к завтраку. Их с Женевьевой судьбы стали похожи как две капли воды, с той лишь разницей, что мать принцессы была жива, а вот мать Валери уже кормила червей в холодной земле.
Часто Лакруа вспоминала слова своей матушки, часто думала о том, как не права была Тиана, утверждая, что их положение куда лучше, чем у принцессы Сибиллы и ее единственной дочери. Ведь в конечном итоге именно тот факт, что с ними младший брат короля был куда ближе, и стал решающим в момент его злости и ярости. Однако Валери никогда не винила мать. Даже в том, что ее казнь по сути стала следствием ее собственных поступков, ее неспособности не раздвигать ноги перед кем попало, юная дочь принца Тристана не видела ее вины. Все ошибаются, в этом нет сомнений, да и отец ее тоже никогда не был святым. Сколько раз сама она видела, как он шлепал по заду служанок, или обжимался в укромном местечке с какой-нибудь из благородных дам?
Она была слишком молода и наивна. Она во всем искала справедливость, везде пыталась нащупать золотую середину, упуская из вида, что когда на одной чаше весов стоит принц, а на другое шлюха, одно всегда будет перевешивать другое. И не важно, как часто и как страстно этот самый принц клянется шлюхе в любви. Когда она ему надоест, весы вновь покажут то, что нужно.
Валери научилась жить с этим. Она тихо взращивала в себе ненависть к отцу, прилежно училась и старалась не упускать ничего из того, чему хотела обучить ее леди Морриган, или другие учителя. Она не знала, что ждет ее дальше, Леди Хазар говорила, что отец наверняка найдет ей мужа, и она отправится в какое-нибудь графство, или даже герцогство, и начнет там совсем другую, новую жизнь. И Валери мечтала об этом, стараясь не думать о том, что ей придется оставлять своих братьев и сестру, становясь собственностью другого мужчины, и надеяться что он окажется не так бесчестен, как ее собственный отец.
С годами ее зависть к титулу принцессы Женевьевы канула в лету. Она вообще больше ничему не завидовала, теперь с высоты собственного опыта понимая, как тяжела наверное должна быть жизнь единственной признанной дочери младшего брата короля. Когда до них дошли вести о свадьбе принцессы, Рири искренне порадовалась за сестру, пусть и не лично, и все-таки пожелав ей большого счастья. Ведь сидя в сооруженной для нее отцом золотой клетке она совершенно точно счастлива не была.
А сейчас, в связи с последними событиями, она и вовсе сочувствовала ей. Благодаря связям леди Морриган, которая узнавала обо всем в числе первых, разве что после самого короля, Валери знала, что теперь уже королеву Сибиллу обвинили в предательстве короны и попытке захватить трон, усадив на него свою единственную дочь. Услышав эту новость, Валери тогда усмехнулась, чем вызвала недоумение на лице своей воспитательницы. Однако все это было так типично, будто история повторяла сама себя. Все вокруг предавали несчастного принца Тристана, за что платили своей головой. А уж тот факт, что буквально сразу по прибытии ко двору на коронацию Валери узнала о наличии у отца новой пассии, в контексте всего происходящего и вовсе выглядел красным пятном на совершенно белой скатерти.
Однако нового короля все это, кажется, совершенно не интересовало. Он делал, что хотел, как впрочем и всегда, и не собирался обращать внимания на мнение окружающих. Так, отстояв службу по королеве Сибилле, на которую помимо членов королевского двора Адрариа прибыли и ее родственники из Асхора, прихватив с собой теперь обитающую там принцессу Женевьеву, Рири вернулась в свои покои, но мысли о случившемся все никак ее не покидали. Задумчиво вышивая замысловатый узор с павлинами, она все думала о том, как похожи на деле судьбы всех женщин, что так или иначе связаны с Тристаном Лакруа. Мысли эти удручали ее, и в какой-то момент стало так тошно и страшно, что вытерпеть она больше не могла.
Покинув свои покои, она направилась в сторону комнат, выделенных на время приезда королю Эддарду и его семье, в число коих теперь входила и принцесса. Из надежного источника в лице Леди Хазар она знала, что король и королева сейчас находятся на ужине с ее отцом, а вот принцесса Женевьева осталась в своих покоях, а значит Валери сможет найти ее там. Они никогда не были близки, но не потому, что не желали этого, а скорее потому, что у них никогда не было такой возможности. Потому Лакруа не могла и предположить, как воспримет ее визит теперь уже асхорская принцесса, но отказать себе в этой слабости она и так не могла.
— Доложите принцессе, что пришла ее сестра. — спокойно, немного взволнованно произнесла Валери, останавливаясь возле дверей и, подождав приглашения, прошла внутрь, замерев на время, пока за ней закроется дверь.
— Ваше высочество. — поприветствовала она сестру, присаживаясь перед ней в поклоне, после чего выпрямилась и посмотрела на опухшее от слез лицо принцессы. — Я пришла, чтобы лично выразить вам свои соболезнования. Я, к великому несчастью, знаю, каково все это. Потому я…пришла, чтобы поддержать вас. —